Политология — наука о политике, то есть об особой сфере жизнедеятельности людей, связанной с властными отношениями. В этом году она будет отмечать свой 60-летний юбилей — официально политология получила свое название в 1948 году на Международном симпозиуме по политической науке, проведенном под эгидой ЮНЕСКО. Именно тогда был предложен сам термин, а также были разработаны рекомендации по преподаванию соответствующей дисциплины в рамках системы высшего образования.

Однако в качестве одного из направлений философии политология существует столько, сколько и сама политика, то есть с древних времен. Трудами политической мысли являются многие работы таких ученых и религиозных деятелей, как Аристотель, Платон, Августин Блаженный, Фома Аквинский. Вехой в этой области науки стали сочинения Макиавелли, в которых автор отказывается от взгляда на политику как предмет божественного провидения, рассматривая власть монархов как целиком человеческое явление. В Новое время феномен политики стал предметом изучения таких известных исследователей, как Гоббс, Маркс, Вебер, Спенсер, Поппер, и других. Существовала и тоталитарная политология, представленная политическими трудами Гитлера, Каддафи, адептами исторического материализма.

Какие идеи выдвигает эта общественная наука? Как она развивается в нашей стране? Чем занимаются украинские политологи? На эти и другие вопросы корреспонденту «Украинской технической газеты» отвечает молодой профессор кафедры политологии Харьковского национального университета им. В. Н. Каразина Александр Фисун. Харьковский ученый работает в сфере социальной и политической теории, активно сотрудничая с крупнейшими научными центрами США — Институтом Кеннана Международного центра поддержки ученых им. Вудро Вильсона и Национальным фондом в поддержку демократии.

Политологи, политтехнологи, эксперты, комментаторы…

— Александр Анатольевич, думаю, большинство наших читателей изучали в вузе не политологию, а научный коммунизм. Сейчас практически все студенты изучают политологию — в разном объеме в зависимости от вуза и факультета. В каком состоянии, на ваш взгляд, находится эта наука в Украине?

— Действительно, в Советском Союзе политологию не считали отдельной наукой, однако различные аспекты политики так или иначе изучалась в рамках истории КПСС, философии, политической экономии и научного коммунизма. Соответственно большинство политологов, как правило, являются людьми самого разного первичного образования — специалистами по научному коммунизму и политэкономии, истории и праву. В прошлом году в нашем университете состоялся первый выпуск бакалавров, которые прослушали более 25 курсов политических наук.

Тем не менее за годы независимости украинская политология прошла достаточно большой путь — политологические школы существуют сейчас в университетах и научных центрах в Киеве, Харькове, Одессе, Черновцах, Львове, Симферополе. Можно уже говорить о профессионализации части отечественного корпуса политологов. Однако на пути развития этой науки, на пути ее интеграции в мировое политологическое сообщество стоят серьезные проблемы. В их числе, например, отсутствие организационного профессионального поля, что в значительной степени тормозит работу украинского научного сообщества как целого.

Еще одна беда отечественной политологии — слабое знакомство работающих в этой сфере специалистов с современным уровнем развития политологии в мире. Не имея по разным причинам возможности читать профессиональные издания — American Political Science Review, British Journal of Political Science, European Journal of Political Research и другие, они вынуждены черпать научные новости из вторичных российских или отечественных источников.

— На телевидении в различных передачах и на разных каналах практически ежедневно выступают люди, которые объясняют и комментируют политические процессы, происходящие в нашей стране. Это тоже политологи?

— Политические эксперты и комментаторы — это публичные фигуры, соответственно стратегия их действий отличается от стратегии политолога-ученого. Например, они должны гораздо больше внимания уделять внешнему эффекту, эмоциональной стороне высказываний, их доходчивости и так далее. Политических комментаторов узнают в лицо, поскольку, по сути, они функционируют в формате «телезвезды». Это другой жанр.

Нужно заметить, что в Украине жанр политического комментирования, жанр политической экспертизы востребован обществом и активно развивается. Однако если Вадим Карасев и Владимир Фесенко (кстати, оба являются представителями харьковской политологической школы) имеют серьезный политологический бэкграунд, то большая часть тех, кто выступает по ТВ, его не имеет. Зачастую это обыденное мнение, для высказывания которого можно вообще не знать политологии, достаточно регулярно читать газеты, смотреть новости по ТВ и излагать какие-то точки зрения. Все это выдается под маркой политологии.

Плюс политологами нередко именуются и те специалисты, которые к собственно науке не имеют отношения, например, организаторы, политтехнологи или менеджеры избирательных кампаний.

— Могут политические комментаторы быть манипуляторами общественного мнения?

— Так или иначе, большинство из них сотрудничают с теми или иными политическими силами. И, естественно, то, что они озвучивают, как-то влияет на общественное мнение. В какой степени и как именно? Для ответа на этот вопрос нужны серьезные социологические исследования, которых, по-моему, у нас пока нет. Нужно заметить, что в развитых странах Запада, где процесс дифференциации профессиональной деятельности зашел гораздо дальше, чем у нас, политические комментаторы не пользуются такой широкой «эстрадной» популярностью. Там деятельность политического эксперта, комментатора — это скорее работа в тишине кабинета, работа с политиками. Она не находится на виду.

— А кто же работает там с массами?

— Политических экспертов, которые регулярно дают колонки и появляются в телепрограммах, серьезные газеты и телекомпании содержат в штате. Это специфический вид наемной профессиональной деятельности, которая не имеет такого резонанса в массах, как у нас. У них развит не столько «разговорный» жанр, сколько жанр политической журналистики. Как раз в квалифицированном политическом журнализме я вижу один из вариантов развития для такой «эстрадной» политологии. В Украине — и это один из крупных недостатков профессионального сообщества — практически отсутствует независимый политологический анализ происходящего.

В течение долгого времени практически единственным представителем грамотной политической журналистики был еженедельник «Зеркало недели». Сейчас, на мой взгляд, качественно новая школа начинает формироваться в таких журналах, как «Профиль», «Эксперт Украина», «Фокус», «Корреспондент» — это более динамичная, более свежая, более острая политическая журналистика. Надеюсь, что скоро «свежую кровь» в политическую журналистику вольет новая генерация политологов, например молодежь, которая учится сейчас на специальности политология в Киево-Могилянке или Харьковском университете.

— Интересно, наши политики пользуются советами политологов или это практики, которые прекрасно обходятся без теории?

— Это зависит от политика — как именно он представляет себе свою функцию. Насколько я знаю, политические силы прибегают и к политическому консультированию, и к профессиональной политической экспертизе, хотя нередко только для обоснований своих действий. То есть зачастую они априори считают, что знают больше политологов.

— Александр Анатольевич, в 2005 году в Харьков приезжал ученый с мировым именем, профессор Йельского университета, директор Центра по изучению мир-систем, экономик и цивилизаций Иммануил Валлерстайн, последователем и учеником которого вы являетесь. В его честь был даже устроен губернаторский прием, чего, как правило, не делалось для других посещавших Харьков выдающихся ученых. Чем объяснить такое внимание Валлерстайна к Харькову и Харькова — к ученому?

— Институт общественного проектирования в Москве организовывает публичные лекции, на которые регулярно приглашаются выдающиеся западные мыслители. Когда пригласили Валлерстайна, одним из условий своего приезда в Россию он назвал визит в наш город. Харьковский национальный университет является центром изучения творчества Иммануила Валлерстайна как одного из самых проницательных мыслителей современного Запада. Выдающийся ученый прочитал в нашем университете лекцию и принял участие в международном научном коллоквиуме «Историческая социальная наука в мир-системной перспективе».

Фундаментальные исследования Валлерстайна, посвященные проблемам анализа исторических систем, в особенности становлению и развитию капиталистической мир-экономики, получили всемирную известность и открыли новый этап в изучении глобальных процессов развития и трансформации человеческих обществ. В частности, на основе своих исследований Валлерстайн предсказал распад СССР и последовавшие затем события на постсоветском пространстве. Ученый известен также как автор нашумевшей книги «Закат американского могущества», где он утверждает, что Америка теряет статус абсолютного лидера.

Демократия — побочное дитя политических эгоистов?

— Нас всех несет во времени и пространстве «четвертая волна демократизации», которая началась с распада СССР и серии «бархатных революций» в Центральной и Восточной Европе. Однако если Венгрию или Чехию эти волны вынесли на желанный демократический берег, то в отношении большинства постсоветских стран оптимистические прогнозы не оправдались. А у нас, обычных граждан, каждый раз после очередных выборов надежда сменяется разочарованием. Что это? Завышенные ожидания, неумение построить демократическое общество или закономерности развития страны и мира в целом?

Вы являетесь автором только что вышедшей в свет монографии «Демократия, неопатримониализм и глобальные трансформации», где в качестве ученого как раз и анализируете эту проблему. Так на какой же берег, на ваш взгляд, закинула нашу страну «четвертая волна демократизации»?

— Для начала хочу заметить, что, по мнению западных политологов, изучение процессов демократизации является самым важным элементом исследовательской повестки дня. Постсоветское развитие 90-х годов прошлого века наглядно продемонстрировало, что крушение коммунистического режима и последующие трансформации отнюдь не обязательно ведут к установлению тех или иных форм демократического устройства. В частности, пути развития Украины и других государств, входивших в состав СССР, оказались более сложными и драматичными, чем у стран Центральной и Восточной Европы. Этот феномен стал серьезным вызовом для краеугольных постулатов ортодоксальной теории демократизации.

Эволюция постсоветских политических режимов, несмотря на значительные внешние изменения, демонстрирует принципиальную преемственность некоторых базовых принципов исторической традиции организации власти. Причем именно тех, которые определяют функционирование формальных демократических механизмов. В монографии я выдвигаю концепцию, в соответствии с которой ключевые особенности постсоветского политического развития вообще, и Украины в частности, могут быть выражены с помощью понятия неопатримониализма. Напомню, что patrimonium в переводе с латыни значит «наследственное, родовое имущество». Именно это понятие, по моему глубокому убеждению, является наиболее точным ключом к пониманию постсоветской действительности, разгадкой ее многих парадоксов.

— Почему же мы не смогли удержаться на демократической траектории развития?

— В значительной степени это объясняется тем, что Украине пришлось одновременно не только переходить к демократии и рыночной экономике, но и осуществлять задачи строительства государства и консолидации нации. В отличие от тех стран, где уже существовал опыт независимого национально-государственного развития — Польши, Чехии, Венгрии, Прибалтики. Для постсоветского развития оказалась неприменимой модель демократического пакта национальных элит, который в той или иной форме состоялся в этих странах. Вместо рождения демократии консолидировались различные варианты недемократических или полудемократических режимов. В Украине формирование неопатримониальной системы относится ко второй половине 1990-х — началу 2000-х годов.

— Каковы характерные черты этой системы?

— Во-первых, в ее рамках происходит присвоение сферы управления официальными носителями политической власти — государство управляется во многом как частное владение правящих групп. Частные лица используют государственные и административные ресурсы, а также общественные институты для достижения своих экономических и политических целей. Например, силовые и фискальные функции государства фактически становятся эффективным рычагом подавления любого политического сопротивления и устранения экономических конкурентов. Действует принцип «друзьям — все, врагам — закон».

Во-вторых, возникает своеобразная модель «политического капитализма», в котором накопление капитала происходит путем получения доступа к политическим и административным ресурсам. В этой системе ведущее место принадлежит новому классу рентоориентированных политических предпринимателей. Они достигают экономических целей через «политические инвестиции» в главу государства, силовые структуры, политические партии, депутатский и чиновничий корпус. Взамен они получают льготы и привилегии, доступ к бюджету и государственной собственности, часто — иммунитет от закона. Классическая схема «экономики отката» — это «дерибан» госсобственности, то есть предприятий, земельных участков, государственных заказов и так далее. Разница между реальной и продажной ценой, например, приватизируемого предприятия и есть политическая рента, которая делится между теми, кто «благословил» продажу, и теми, кто купил.

В-третьих, решающая роль в структурировании политико-экономического процесса принадлежит так называемым клиентарно-патронажным отношениям и связям. Патрон защищает своих клиентов, взамен последние оказывают ему всевозможные услуги. Экономические и властные ресурсы первого обмениваются на политическую и электоральную лояльность вторых. В этом смысле неопатримониальная система представляет собой сложную пирамиду разнообразных региональных, отраслевых и бизнесовых патронатов, которые соединяются вертикалью президентской власти. Смысл политической борьбы в этой системе состоит в конкуренции за доступ к ресурсам, властным позициям и должностям, но отнюдь не в удовлетворении интересов людей. Ведь «путь наверх» определяется расположением патрона, а не выбором избирателей.

— С какого момента мы начали жить в этой системе политико-экономических координат?

— В Украине формирование неопатримониальной системы власти происходит в период первого срока Президента Кучмы, который пытался регулировать драматические издержки политических и экономических реформ с помощью типичного «неопатримониального менеджмента». В систему было интегрировано большинство рентоориентированных групп как востока, так и части запада страны. Второй срок подтвердил гегемонию главы государства, который достаточно успешно контролировал наиболее важные ресурсные позиции на политическом поле. При этом он опирался в основном на каналы воздействия клиентарного типа — например, через смену и назначение региональных лидеров, контроль ключевых позиций в государственном аппарате, силовых министерствах и основных отраслях экономики.

— Что стало точкой перелома в развитии неопатримониального режима?

— «Кассетный скандал» и парламентские выборы 2001-2002 годов. Они подорвали сложившийся межэлитный компромисс и стали первыми симптомами грядущего кризиса. Произошел раскол «партии власти» — из клиентарно-патронажной сети Президента вышла значительная часть влиятельных экономических групп интересов и большинство национал-демократических субэлит. Они стали ядром альтернативной «оранжевой коалиции» на президентских выборах 2004 года.

— Где же в этом раскладе место народа, который, образно говоря, как раз и «выстоял Майдан»?

— Ресурсной базой мобилизации восставших элит стали все те, кто в результате формирования неопатримониальной модели власти Кучмы не получил ничего, или почти ничего, то есть «лузеры» реформ 90-х годов. Они — бюджетники, интеллигенция, мелкий бизнес, национал-демократические силы, идеологические политические партии — и стали тем народом, который «выстоял Майдан».

Если полемически заострить эту гипотезу, то ближайшим аналогом «цветных революций» в странах бывшего СССР были не «бархатные революции» в Центральной и Восточной Европе, а неопатримониальные революции в странах «третьего мира», которые происходят на почве столкновения по поводу принципов и способов распределения материальных благ. Например, события на Филиппинах в 1986 году, в Индонезии в 1998-м или в Заире в 1998 году. Неопатримониальные революции, как правило, не меняют базовых отношений между центром и периферией, между обществом и государством. И, соответственно, не ведут к глубоким изменениям в жизни широких слоев общества.

— А как же демократические лозунги?

— С точки зрения современной политологии, демократия не рождается из борьбы «демократов» и их противников — это всего лишь идеологическое клише «ложного сознания». Современные исследования убедительно демонстрируют, что демократия рождается в условиях острого конфликта и противостояния различных конкурирующих экономических групп, каждая из которых преследует свои эгоистические интересы. Ни одна из них не имеет демократические цели в качестве главного мотива своего поведения. Скорее демократические институты являются следствием столкновения основных участников борьбы за власть, которые вынуждены в силу взаимного страха друг перед другом сделать выбор в пользу демократии. Другими словами, не в пользу монопольного распределения выигрышей по принципу «победитель получает все», а в пользу более умеренного, но зато и более безопасного варианта распределения.

Никто не остается в полном проигрыше, просто выигрыш одних иногда чуть больше выигрыша других. Можно сказать, что демократия снижает ставки в политической игре, понижая как цену проигрыша, так и величину выигрыша. Проигрыш при демократических правилах игры — это не вопрос «пан или пропал», а площадка для подготовки победы в следующем раунде борьбы.

— Другими словами, демократия является «побочным ребенком» эгоистов…

— Да, демократия всегда появляется в качестве продукта столкновения эгоистичных групп интересов. Эти группы, преследуя собственные, отнюдь не всегда благородные, а чаще всего элементарно низменные цели, вынуждены принимать демократические правила игры из-за инстинкта самосохранения. Говоря языком политологии, принимать их как стратегически наиболее рациональную линию поведения в долгосрочной игре с несколькими циклами интеракций. В результате парламентских выборов 2006 года и внеочередных выборов 2007-го в системе динамического равновесия действует несколько примерно равных общенациональных политических игроков. Такая ситуация в условиях острой политической конкуренции способствует закреплению в Украине демократических правил игры.

— Каким может быть наше политическое будущее с точки зрения политологов?

— Наиболее вероятны два сценария будущего развития. Первый вариант предполагает, что наиболее сильные игроки в той и другой команде просто договорятся между собой и заключат нечто вроде картельного соглашения о разделе между собой сфер влияния. В этом случае более слабые игроки в обеих командах будут исключены из этого соглашения. Такой поворот событий вновь ведет к соглашению об ограничении конкуренции и закреплению монопольного доступа немногих экономических игроков к распределению экономических ресурсов, но уже при примерно равном разделе их между собой.

По второму сценарию сохранение открытой политической конкуренции между двумя лагерями приведет к закреплению демократических правил игры. Незначительный перевес будет одерживать то одна, то другая сила, и обе группы игроков будут вынуждены договариваться об общих правилах игры, санкциях за нарушение и так далее. Как писал известный политолог Вильям Райкер, «партии формулируют политику с целью победы на выборах, а не выигрывают выборы с целью проведения политики». Преследуя свои эгоистические интересы, политические силы будут вынуждены помимо своей воли частично удовлетворять и интересы своих избирателей.

Договорятся ли элиты о переходе к открытой конкуренции на основе общих правил игры на основе равного раздела рисков? Или предпочтут и дальше играть в рулетку, где «победитель получает все»? Пока неизвестно. Это основные дилеммы нашего ближайшего будущего.