О финансово-экономическом кризисе, охватившем весь мир, пишут сегодня все — от солидных экономических журналов до желтых «таблоидов». Сакраментальные вопросы «кто виноват?» и — особенно — «что делать?» задают и ученые-теоретики, и ушлые бизнесмены-практики, и даже разбитные хохмачи, веселящие публику советами типа «штопайте носки на перегоревшей лампочке». Желание осознать явление, не слишком-то и постижимое обычному уму, напоминает индийскую басню о слепцах, которые на ощупь пытались описать слона.

Мир наизнанку

Мировой кризис, который начался явно не сегодня, а закончится отнюдь не завтра и еще неизвестно чем, каждый из аналитиков описывает, исходя из собственного опыта, образования, и главное — мировоззрения. Обычно в нем видят результат серьезного разлада сложного финансового механизма, в котором деньги уже давно не в ладах даже с собственным определением, заучиваемым студентами-первокурсниками экономических вузов, и функциями, выведенными учеными-экономистами.

Какой уж там объективный анализ, когда причиной кризиса многочисленные «левые» называют кричащее социальное неравенство, а «либералы» видят ее в социальной политике поддержки откровенных бездельников в ущерб кормильцам-бизнесменам. А тут еще и «зеленые» злорадствуют — мол, давно мы коллапс миру по причине исчерпания невозобновляемых ресурсов предрекали!

Что ж, каждый по-своему прав. Проанализировав со своей колокольни хотя бы небольшую часть огромной проблемы, он может вставить свой пазл в сложную картину. Чем и займется автор этих строк, попробовав описать явление под условным названием «экономический массаракш». Словечко «массаракш», уверен, вскоре войдет в широкий обиход — в январе следующего года в кинопрокат запускают экранизацию повести братьев Стругацких «Обитаемый остров». Произведение Федора Бондарчука обошлось в миллионы долларов, и серьезное продвижение фильму гарантировано. Ну а поколения советской интеллигенции, выросшей на фантастике братьев, и так знают, о чем речь. Дело происходит на далекой планете Саракш, удивительно похожей на нашу нынешнюю. С той существенной разницей, что жители планеты живут в странном заблуждении — мол, их «обитаемый остров» является единственным миром во вселенной, стоящим на дне гигантского, но не бесконечного газового шара. Фантасты наделили атмосферу Саракша необычными свойствами: она из-за сильной рефракции «задирала» горизонт, и корабли, уходящие в море, в глазах аборигенов поднимались вверх. Из-за сверхплотной атмосферы люди также никогда не видели звезд, и только несколько раз за всю историю планеты астрономы наблюдали Солнце. Посему и существовало на выдуманной планете проклятие «массаракш» — мир наизнанку. Самые прозорливые из аборигенов догадывались об истинном положении вещей, но, как водится, преследовались церковью за ересь. Перевернуть мир в сознании аборигенов предстояло главному герою книги и, надо полагать, фильма-блокбастера.

Субъективно, но факт!

Занятно, что порой лучше профессионалов подобные разлады видят люди творческие, от финансов вроде бы далекие. Взять, к примеру, весьма здравое рассуждение российского писателя Виктора Пелевина, высказанное им за пару лет до сегодняшних экономических потрясений: «Считается, что… деньги, выкачанные из России, ничем не отличаются от денег из военного бюджета Пентагона, личного состояния Билла Гейтса или внешнего долга Бразилии. Между тем сущности, о которых идет речь, настолько разнятся по своей природе, что их ни в коем случае нельзя смешивать».

Адам Смит бы удивился

К чему это лирическое отступление? К тому, что, по мнению автора, в нашем не — выдуманном мире хозяйственная система постепенно приняла вид эдакого вывернутого наизнанку «массаракша». И поскольку прибытия богов, которыми быть трудно, не намечается, вернуть мир в нормальное состояние уже вряд ли кому удастся. Придется ждать, пока это не произойдет само собой — и мировой кризис тут будет очень кстати, как это ни прискорбно звучит.

А теперь перейдем к примерам. В экономических вузах студенты в обязательном порядке изучают труды великого шотландского экономиста Адама Смита. Основоположник либеральной экономической теории начинает свое знаменитое «Исследование о природе и причинах богатства народов» главой «О разделении труда», уделяя пристальное внимание незаметной отрасли тогдашней промышленности — производству булавок. Экономиста весьма впечатляет разделение труда на мануфактуре: «…Один рабочий тянет проволоку, другой выпрямляет ее, третий обрезает, четвертый заостряет конец, пятый обтачивает один конец для насаживания головки; изготовление самой головки требует двух или трех самостоятельных операций; насадка ее составляет особую операцию, полировка булавки — другую; самостоятельной операцией является даже завертывание готовых булавок в пакетики». Такое нехитрое дело, как булавочное производство, потребовало разделения труда на 18 отдельных операций, что дало потрясающий результат — производительность выросла в сотни раз в сравнении с теми ремесленниками, которые пытались каждую булавку изготовлять самостоятельно.

Разделение труда на мануфактурах давало такие поразительные результаты, что восхищенный ими мистер Смит коррелировал и все общество в глобальную мануфактуру с четким распределением функций ее работников. Собственно, так оно и произошло. Однако великий шотландец, вероятно, очень бы удивился, увидев «мануфактуру» современную, в которой проволоку для иглы тянут в Индии, ее рубку на булавки и заточку головок доверили китайцам, а упаковку в пакетики — полякам. При этом производителей совсем не интересует качество булавок — даже наоборот, чем оно хуже, тем лучше — они не задержатся в хозяйстве покупателя, и ему придется покупать их еще и еще. А чтобы желание покупать не пропадало, городские глашатаи день и ночь призывают покупать новые булавки, и при этом извещают, что сегодняшняя булавка — это совсем не вчерашняя, безнадежно устаревшая, какой место на городской свалке, зато завтрашняя навсегда опередит в своем совершенстве булавку сегодняшнюю. Глуповато звучит? Но ведь именно такие «мануфактуры» работают сегодня по всему миру, и, наверное, когда-нибудь нашу дивную экономику историки будут изучать, испытывая не меньшее изумление, чем сегодняшние исследователи острова Пасхи, где «народное хозяйствование» в свое время уничтожило всю буйную растительность и живность. И, уже пожирая друг друга в межплеменных войнах, люди продолжали вырезать из камня огромных истуканов, соревнуясь друг с другом (точнее, враг с врагом) в крутизне…

Вот пример «экономического массаракша», ставшего классическим после выхода в свет в 1995 году книги Э. Вайцзекера, Э. и Х. Ловинсов «Фактор четыре: затрат половина, отдача двойная». Исследовательница из Вуппертальского института Стефани Беге в один день стала известна всей Германии, когда все немецкие газеты напечатали карту странствий клубничного йогурта, продукта, бюргерами очень любимого — они съедают его по 3 миллиарда баночек за год. Фрау Беге рассчитала, что ингредиенты для клубничного йогурта и материалы для стеклянного стаканчика требуют в общей сложности перевозок на расстояние в 3500 км. К этому можно добавить еще 4500 км на транспорт для поставщиков. И так практически по каждому продукту из небедной потребительской корзинки! «Фактор четыре» приводит также истинную цену апельсинового сока, тоже весьма любимого немцами, ставшими чемпионами мира по потреблению этого продукта. Чтобы произвести 1,5 миллиарда литров апельсинового сока (в 100 раз больше, чем 50 лет назад), необходимого Германии ежегодно, требуется территория площадью с Саар, одну из 16 федеральных земель страны. 40 миллионов литров топлива нужно, чтобы транспортировать апельсиновый концентрат к местам розлива. Сто тысяч тонн СО2 будет выделено при этом в атмосферу. И такую цену приходится платить практически за все!

Собственно, зачем за примером в Германию ехать? Вот мое родное закарпатское Берегово. В советское время здешний консервный завод выдавал «на-гора» довольно широкий ассортимент фруктово-овощных консервов, теперь здесь разливают соки в ярких упаковках, в ассортименте самом впечатляющем — от яблочного и сливового до напитков из апельсина, ананаса и даже маракуйи. Что касается апельсинов с маракуйей, то с ними все ясно — в Закарпатье они точно не растут, значит, сырье привозное. Но, оказывается, и совсем не экзотические яблоки и сливы тоже не здешние. Все это привозится в концентрированном виде в бочках и полимерных мешках из далеких стран. Концентраты разводят водой («восстанавливают») и сахаром, разливают по картонным (типа «комбиблок») пакетам, развозят по всей Украине и даже экспортируют. Большинство заводов Украины работают по схожей схеме, за импортное сырье в стране еще и острая борьба ведется. Ну чем не «массаракш»?.. Кто-то еще о пресловутых черноземах говорит? И строчки «моя батьківщина — Мічуріна сад» еще помнит?

Понятно, что «экологический след» (затраты ископаемого топлива, производство отходов, выбросы в атмосферу, загрязнение воды и прочее, связанное с выпуском любого товара) производителей-капиталистов волнует меньше всего. Ибо, как мы помним со слова вновь ставшего популярным Карла Маркса, «нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал ради 300 процентов прибыли». Ну, пускай не триста, а поскромнее, но преступлением наплевательское отношение к окружающей среде у нас считается разве что в глазах «зеленых». Государство же нарушениям довольно либерального экологического законодательства даже радо — будут штрафы, а значит, и поступления в бюджет. Но чего еще от капиталистов ждать, если даже такой экологически правильный бизнес, как переработка отходов, носит явные признаки «экономического массаракша»?

Так, два года назад в составе группы украинских природозащитников автору довелось побывать в Калифорнии, наиболее продвинутом в плане охраны природы и экологических технологий штате США (см. «Воспитание Калифорнией», «ВТГ» № 42/2006 г.). Кроме прочего, гостям показали мусоросортировочный завод в Сан-Франциско, где 150 человек в три смены разбирают на части содержимое специальных синих контейнеров, куда сознательные горожане (после продолжительной агиткампании) выбрасывают только всевозможную упаковку. Это куда эффективнее, чем устанавливать множество отдельных баков специально для стеклянных и пластиковых бутылок, бумаги, алюминиевых банок и т. п. — все равно без ручной досортировки не обойтись. Огромные тюки разнообразного вторсырья ждали своего вывоза, и я поинтересовался, куда именно. Оказалось, вся макулатура, собранная большим и расточительным, как и вся Америка, городом, с завода поедет на переработку… в Китай! Это выгоднее, чем перерабатывать ее дома, в Калифорнии (штате с 33 миллионами населения и площадью большей, чем Германия). Ну, понятно: переработка макулатуры — дело грязное, а вотчина Шварценеггера борется за чистую окружающую среду! Неспроста ведь и огромное количество «электронного лома» (выброшенных телевизоров, компьютеров, мобильников и прочего) из Европы и Америки отправляется на ручную разборку и самую примитивную утилизацию в тот же Китай. А канал «Нейшнл Джеографик» не раз транслировал передачу о заводе в Великобритании, на который со всей страны отправляют в последний путь автомобили, холодильники, а также бытовую технику. Металлический хлам перемалывается в огромной дробилке, и тогда за металлоломом приходит корабль из России и везет его на переплавку в Индию. На родине промышленной революции вообще и металлургической в частности переплавка лома в металл оказывается делом нецелесообразным…

По взмаху «невидимой руки»

Человек с классическим экономическим образованием на это скажет: «На все воля Рынка» и, вероятно, добавит про его «невидимую руку», о которой впервые нам доложил Адам Смит. Рука эта, мол, все разведет, по полочкам разложит и т. п., все будет чинно, логично и прибыльно. И при чем тут «мир наизнанку»? И то верно. Так как «человек экономический» (тоже термин мистера Смита) выносит за рамки все убытки, если они не имеют точного измерения и не бьют по его личному карману. Сколько стоит жизнь морской фауны, которая стремительно сокращается от загрязнения Мирового океана? Ведь корабли с макулатурой, металлоломом и концентратом маракуйи, курсируя туда-сюда, неизбежно загрязняют воды мусором и нефтепродуктами. А кто считал настоящую стоимость самих нефтепродуктов на всем их пути, от добычи из-под аравийских песков и полярной тундры до переработки на украинских нефтеперерабатывающих заводах? Разве жизнь загубленного северного оленя или здоровье ребенка из Лисичанска заложены в стоимость литра бензина? И уж тем паче в литр апельсинового сока?

Я не знаю даже малой части всех причин мирового экономического кризиса и могу только предполагать, чем он закончится. Но я точно уверен, что описанный «экономический массаракш» к нему имеет прямое отношение. «Взмах крыла мотылька на одной стороне океана вызовет цунами на другой» — что-то подобное говорили древние китайцы. Неурожай маракуйи на одном конце света способен затормозить приход корабля с макулатурой на другом. Так может, если после продолжительной лихорадки такой мир перевернется с головы на ноги, нам всем станет легче?